В августе в Казани открыли новый корпус республиканской инфекционной больницы, специально предназначенной для лечения COVID-19. В октябре сюда привозили до 300 больных в день, и до сих пор медики работают на износ. Корреспондент «БИЗНЕС Online» выслушал рассказы врачей и пациентов.
Новый оранжевый корпус Республиканской клинической инфекционной больницы начал свою работу в августе этого года. Пиковую нагрузку COVID-больница отметила уже в октябре — 460 занятых коек. Сегодня здесь находятся на лечении 338 человек
«на ивл стараются не сажать — мало кто выходит»
Утро буднего дня в Республиканской клинической инфекционной больнице. Новый оранжевый корпус на 232 пациента с возможностью расширения до 504 начал свою работу в августе текущего года. Своей пиковой нагрузки первая в республике профильная COVID-больница достигла уже в октябре — 460 занятых коек. Сегодня здесь находятся на лечении 338 человек.
Реанимация забита до отказа — в четверг, 26 ноября, здесь было занято 24 койки, плюс в одном отделении дополнительно открыто 4 бокса. Итого 30 пациентов в тяжелом состоянии, 6 из них на аппарате искусственной вентиляции легких. «В реанимацию попадают те, кому требуется постоянное динамическое наблюдение — контроль состояния и биохимических показателей. То есть рядом должен быть человек, который бы за этим следил. Если пациент нестабильный, он может погибнуть без присмотра», — объясняет корреспонденту «БИЗНЕС Online» заместитель главного врача по организационно-методической работе Рустам Фахуртдинов, который стал нашим проводником по «красной зоне». Мы встретились с ним в старом корпусе РКИБ — сейчас он в большей степени исполняет административные функции. Но и там тоже есть 80 коек, куда госпитализируют пациентов с нетипичной коронавирусной инфекцией, например с ковидом, который протекает под маской кишечной инфекции.
Заместитель главного врача по организационно-методической работе Рустам Фахуртдинов стал нашим проводником по «красной зоне»
— Стараемся не сажать на аппарат ИВЛ, потому что с ИВЛ мало кто выходит, — рассказывает по дороге в «красную зону» Фахуртдинов.
— Вы говорили, что вчера на ИВЛ были 12 человек, а сегодня 6. Куда делись остальные 6?
— 5 человек погибли, но не у всех коронавирус — единственная причина смерти, — признает врач. — Кого-то сняли с ИВЛ. Бывают такие случаи, когда состояние человека стабилизируется и больного переводят обратно в отделение.
Госпитализируют только тех, чье состояние оценивается как среднее или тяжелое. Пациентов легкой формы отправляют домой, но подвезти на скорой уже не предлагают — как-нибудь сам, на такси, со всеми мерами предосторожности
куда идти, кому звонить, чего ждать?
С октября РКИБ — это и провизорный госпиталь, сюда привозят пациентов для дальнейшего распределения по другим «ковид»-больницам Казани. Таких в городе сейчас три — кроме инфекционки, это РКБ и 7-я горбольница. Инфекционка направляет пациентов также в 16-ю горбольницу, госпиталь ветеранов и в Высокогорскую ЦРБ в случае, если заболевшего не оставляют в самой РКИБ. Лечиться в провизорном госпитале оставляют, как правило, нетранспортабельных больных, т. е. тех, кому лишние передвижения могут навредить.
Самый тяжелый день, вспоминает Фахуртдинов, пришелся на 20 сентября. В августе, когда произошел спад инфекции, закрылись многие «ковид»-госпитали — РКБ, 12-я и 16-я горбольницы. Работали, по словам врача, только 2-я, 7-я горбольницы в сокращенном режиме и инфекционка. Тогда и произошел резкий наплыв пациентов, вероятно, тех, кто вернулся из летних отпусков. «Мы не справлялись с потоком», — вспоминает наш собеседник. Тогда ежесуточно в РКИБ доставляли до 300 человек. Для сравнения: сейчас в среднем в районе 150–190. Но дело не в спаде эпидемии, а в том, что с 1 октября минздрав РТ вновь открыл те «ковид»-госпитали, которые были закрыты. И даже больше — впервые как «коронавирусная» больница заработала медсанчасть КФУ.
Пациентов в инфекционную больницу привозят на скорой помощи в соответствии с маршрутизацией. Госпиталь обслуживает Кировский и Советский районы Казани. РКБ в свою очередь работает на Приволжский и Вахитовский, все остальные районы города берет на себя 7-я горбольница. Но немало и самообращений. Последнему факту врачи не всегда рады — приходят и те, кому не нужна госпитализация, а просто хочется бесплатно обследоваться. Тем самым больные создают большие очереди, заражаются, а потом распространяют инфекции по всему городу.
Есть и другое разделение — по сопутствующим заболеваниям. Например, 7-я горбольница берет пациентов с острым коронарным синдромом. Подобное значит, что человек находится в предынфарктном состоянии. Если у пациента нарушение мозгового кровообращения, то это профиль сосудистого центра. Все подобные переводы проводятся по договоренности с замглавврача на специальном автомобиле с бригадой, которая может подать нужный поток кислорода.
Что нужно делать, если вы вдруг почувствовали недомогание? Первым делом, как бы это банально ни звучало, — обратиться к участковому терапевту, говорит наш собеседник. Звонить в скорую можно, если у вас высокая температура, одышка, низкий уровень сатурации. В любом случае по телефону вас выслушают, узнают, какие есть симптомы. Если по субъективному взгляду диспетчера ваше состояние оценивается как тяжелое, то скорая сразу выедет. Если нет, отправят в поликлинику.
Можно вызвать врача-терапевта на дом, он приедет и также оценит ваше состояние. Опять же если тяжелое, то медик сам вызовет скорую помощь. Если нет, оставит вас дома, выпишет лечение и заведет больничный лист. Не стоит забывать о том, что вы не один на этой планете, кому-то скорая помощь может быть нужнее, чем вам, объясняет врач.
Если на скорой забрали вас и везут в инфекционку, готовьтесь к следующему. Вас завезут на территорию госпиталя и провезут до кабинета компьютерной томографии — вход туда прямо с улицы, внутри «коробки» (больница построена в виде буквы П). Сама процедура занимает не больше пяти минут, еще 15 придется ждать результата. Дальше вы садитесь снова в тот же автомобиль скорой помощи и ждете своей очереди в приемно-смотровой бокс. Таких боксов 10. Самое жесткое испытание — некуда сходить в туалет, придется терпеть. В сам госпиталь, естественно, никто не пустит, чтобы не разносить инфекцию.
После ожидания и осмотра врача вам ставят диагноз и решают, нужна ли госпитализация. Отправляются на койку только те, чье состояние оценивается как среднее или тяжелое. Их на так называемом грязном лифте (или, по-другому, «красном лифте») перевозят в «красную зону». Среднее состояние — это, например, если у вас упал уровень сатурации до показателя ниже 95 и вам необходим кислород, температура тела больше 38,5 градуса, а легкие поражены более чем на 33%. Пациентов легкой формы отправляют домой, но подвезти на скорой уже не предлагают — как-нибудь сами, на такси, со всеми мерами предосторожности.
Медсестры помогли мне надеть белый одноразовый костюм СИЗ — здесь их называют «тайвек». Все на мою одежду. На голову накинули капюшон, на лицо — маску и очки. Кожа не дышит, потеешь практически моментально насквозь
Кто лечит?
В инфекционной больнице работают 203 врача, среднего медперсонала — 398 человек, младшего — 213. В госпитале 6 отделений для пациентов средней тяжести. В каждом есть места для 60 заболевших. Для нас провели «экскурсию» по отделению №15 на четвертом этаже. Заведующая — молодая женщина с большими карими глазами Наталья Усова. Ей всего 31 год, но в коллективе она самая старшая: остальным от 25 до 29 лет. Все дело в том, что по новым правилам врачи-ординаторы второго года обучения уже могут практиковаться в COVID-госпиталях. Но, признается Усова, их уже можно назвать профессионалами с большим опытом. «Ощущение, что они уже лет 20 в терапии работают», — такой эффект дает ежедневный тяжелый труд. Сами молодые врачи не жалуются — долг есть долг.
Для нас провели «экскурсию» по отделению №15 на четвертом этаже. Заведующая — молодая женщина с большими карими глазами Наталья Усова (справа). Ей всего 31 год. Но в коллективе она самая старшая: остальным от 25 до 29 лет
Для Усовой это первый опыт руководства. Она окончила педиатрический факультет, три года работала педиатром в одной из детских больниц Казани. Прошла два года ординатуры по инфекционным заболеваниям. До пандемии два года трудилась в инфекционке ординатором и еще три года — врачом-инфекционистом.
Но за последние 8 месяцев все изменилось. От объема работы не хватает сил и времени на личную жизнь. «Но ничего, терпимо. Когда отдачу видишь, что выздоравливают люди, такие позитивные, так благодарны. Это все приятно», — словно оправдывается наша собеседница. Героем себя она не считает.
Медсестры помогли мне надеть белый одноразовый костюм СИЗ — здесь их называют «тайвек», по фирме изготовителя. На голову накинули капюшон, на лицо — маску и очки. Кожа не дышит, потеешь практически моментально насквозь. Но в этом медсестры видят даже плюс — вся лишняя жидкость из организма выходит с потом. «Когда только сюда устраиваются работать, однозначно худеют сразу же, все прошли через это», — говорит одна из них. Отмечают, что улучшилось состояние лица: «Через поры все выходит», — улыбается медсестра. Да и краситься теперь нет никакой необходимости, «все равно все стечет».
Самое страшное — это если недостаточно хорошо натер пеной для бритья очки, они запотевают, и не видно практически ничего
Самое неприятное — если недостаточно хорошо натер пеной для бритья очки, они запотевают, и ничего не видно. В этот раз так случилось и со мной. Отчасти подобное оттого, что тяжело дышать носом, приходится ртом. Плюс включено отопление — становится еще жарче. Легче, признаются медсестры, в многоразовых костюмах — чаще всего используют именно их.
Пациенты лежат в боксах с большим окном — можно из коридора наблюдать за тем, кто чем занимается. Чаще всего картина такая: бабушки и дедушки в положении солдатика держат на лице кислородную маску. У завотделением Усовой в руках список пациентов с их возрастом. Подглядываю — почти всем за 50. Врач разрешила поговорить с пациентами, но с теми, кому больше не нужен кислород, чтобы каждое произнесенное слово не стало лишней нагрузкой на дыхательную систему — даже при разговоре у больных может резко снизиться сатурация.
Заходим в трехместный бокс, широкой улыбкой нас встречает Николай Павлов. Ему 66 лет. Здесь он уже 12 дней. Накануне выписали супругу, и его тоже готовят к выписке
почему COVID-пациенты видят ночные кошмары?
Перед входом в каждый бокс есть предбоксники со шлюзом, через который медперсонал передает еду пациентам. Выходить из боксов больным ни в коем случае нельзя. Заходим в трехместный бокс, широкой улыбкой нас встречает пенсионер Николай Павлов. Ему 66 лет. Здесь он уже 12 дней. Накануне выписали супругу, и его тоже готовят к выписке — последний результат теста на коронавирус оказался отрицательным, оттого и сияющая улыбка. Семейная пара живет в деревне, по словам Павлова, они почти не выходили из дома. Где заразился, он так и не понял. «Перебрали все! По анализам нам сказали, что жена первая где-то подловила. Она ездила в банк пенсию получать, может быть, там…» — предположил наш собеседник. Их сын тоже заразился, но перенес ковид в легкой форме дома.
Сначала думали, что простыли: появился кашель, болела голова. Принимали «Антигриппин» и АЦЦ. Температура держалась на уровне 37,2. Лекарства не помогали, температура росла, пара сама приехала в инфекционку. Здесь им сделали КТ, поражение легких у Павлова оказалось 5%, у жены — 10%. Врач из смотрового бокса предупредила: температура растет, значит, через два дня может стать хуже. И действительно, вспоминает Павлов, на второй день госпитализации температура перешагнула порог в 38 градусов и долго не снижалась.
От жара у мужчины начались галлюцинации. «Вокруг меня крутились жернова. Все тело болело, эти жернова меня душили. В таком бреду вокруг меня все крутилось. До меня дотронуться нельзя было, все болело. Если кашлял, то вообще искры из глаз летели! Была ночь ужасов», — вспоминает пенсионер.
Медицинское объяснение ночным кошмарам дала Усова. Есть такое понятие, как «нейроковид», — вирус действует на центральную нервную систему. Подобные жалобы, по словам врача, не редкость. Часто бывают жалобы на пугающие сновидения или на отсутствие сна.
После ночного кошмара у Павлова утром взяли анализы и назначили лечение — антибиотик «Амоксиклав» трижды в день, систему с «Дексаметазоном» также трижды в день, «Преднизолон» и уколы в живот, чтобы кровь не сворачивалась. Пациенту сразу стало легче, но температура 38 держалась еще два дня. Позже его снова сводили на КТ — с 5% поражение легких усугубилось до 35%.
Сейчас нашему герою не нужен и кислород. Для восстановления он делает дыхательную гимнастику с наклонами и поворотами. Пенсионер расчувствовался, со слезами на глазах благодарил медперсонал за то, что помогли ему и его супруге. «Адский труд, мне их так жалко. Но они оптимистичны. Приходят и вселяют уверенность. Все время повторяют: „Все будет хорошо“», — говорит Павлов.
Пациенты в основном болеют однотипно. Клинически может начинаться с легкой температуры — тогда нужно лечение противовирусное. Но температура может упасть и будет казаться, что все хорошо, однако где-то с 7–8-го дня наблюдается ухудшение состояния...
Что такое «неуточненная коронавирусная инфекция»?
Утром у Усовой было 49 пациентов, и это наименьшее количество за всю прошедшую неделю. Но дело, говорит заведующая, не в количестве, а, скажем так, в «качестве», какие это больные — тяжелые или нет. Мол, пусть у всех будет стабильное состояние, тогда можно справиться и со всеми 60.
Пациенты, по словам Усовой, в основном болеют однотипно. Клинически может начинаться с легкой температуры — тогда нужно лечение противовирусное. Но температура может упасть и будет казаться, что все хорошо, однако где-то с 7–8-го дня состояние начинает стремительно ухудшаться — об этом в интервью нашему изданию говорила и главный терапевт Татарстана Диана Абдулганиева. Начинается так называемый цитокиновый шторм — серьезное клиническое течение данного заболевания, когда организм начинает сильно реагировать на инфекцию. Состояние ухудшается, продолжается поражение легких, снижается уровень кислорода в крови и чувствительность рецепторов. «Этот период самый опасный, поэтому мы, зная день болезни, можем примерно предугадать, когда может произойти ухудшение. И анализы лабораторные нам тоже в помощь», — говорит врач.
Пациенты, как правило, и обращаются в больницу на 7–8-й день, когда начинается повторная волна температуры. Это знак — нужно бежать к терапевту. Диагноз «коронавирус», говорят доктора, вообще расплывчатый. Неважно, показывает тест положительный или отрицательный результат, имеет значение клиническая картина. При ее наличии коллегиально, через консилиум, ставится диагноз — «неуточненная коронавирусная инфекция».
Екатерина Пискунова (справа) здесь уже неделю. Она жалуется на температуру — 37 утром и ночью. Усова объясняет: такая температура может держаться еще в течение месяца, это нормально
Зашкаливающий сахар и ампутация: какую «побочку» может «подарить» ковид?
Мы проходим в следующий бокс. Там лежат три женщины старшего возраста, все веселые, общаются как подружки. У всех перебинтованы руки — из-за катетера. Пенсионерка Екатерина Пискунова здесь уже неделю. Ей 67 лет. Она поступила в тяжелом состоянии: с одышкой, потерей обоняния, кашлем, похожим на собачий лай, и высокой температурой — доходило почти до 40 градусов. Были мысли о смерти. «Думаю: „Боже мой, да хоть прибрал бы, что ли, меня“», — вспоминает наша собеседница. Настолько ей было тяжело — хотела дышать, но не могла. «А сейчас жить хочется!» — улыбается Пискунова.
До этого женщина болела дома, терпела, по ее словам, дней пять. Думала, что все само пройдет. КТ показало 50% поражения легких. Сейчас ей уже намного легче, говорит без труда. Благодарит персонал за проявленную заботу. Довольна всем, но добавила, что ей всю эту неделю не хватало фруктов, овощей и соков, а по режиму не положено — скоропортящиеся продукты могут содержать бактерии, а фрукты и овощи дают дополнительную нагрузку на кишечник.
Пискунова жалуется врачу на температуру — 37 утром и ночью. Усова объясняет: такая температура может держаться еще в течение месяца, это нормально.
Миннегуль Гариповой 80 лет. Женщина лежит здесь повторно, динамика сейчас положительная, но тяжело разговаривать будет еще долго — болит грудь
Ее соседка — пенсионерка Миннегуль Гарипова, ей 80 лет. Женщина лежит здесь повторно. Сначала попала в инфекционку, отсюда увезли в 16-ю, там она пробыла долгих 22 дня. У Гариповой на фоне коронавирусной инфекции обнаружили ацетон в моче из-за повышенного сахара в крови, хотя первый тест на коронавирус показывал отрицательный результат. После выписки дома у нее поднялась температура до 39. Вызвала скорую, снова госпитализировали в инфекционку. Томография показала неутешительный результат — КТ-4. Оказалось, что COVID-19 повышает сахар в крови — побочное действие гормональной терапии. Уровень сахара у Гариповой тогда поднялся до 20. Поставили диагноз: «сахарный диабет». Пациентка говорит: «У меня не было сахарного диабета. Я вообще таблетки никогда не пила».
«Очень частая проблема у пациентов, которые перенесли ковид, — у всех сахар повышается», — комментирует такое «поведение» организма завотделением. Эндокринолог в штате больницы для таких случаев тоже есть. Еще одна 100-процентная «побочка» у всех — тромбоз. Это механизм действия вируса, он повреждает стенку сосуда, и запускается каскад свертывания. Но случаев ампутации конечностей Усова в их «ковид»-госпитале не помнит. Для того и назначают антикоагулянтную терапию.
Динамика у пациентки Гариповой сейчас положительная, но тяжело разговаривать будет еще долго — болит грудь. Несмотря на все трудности, страшно ей никогда не было. «Я уже думала: пора. Но умирать все равно не хочется…» — сожалеет пенсионерка. От интоксикации по ночам у нее трясутся руки. Сейчас любая нагрузка вызывает такую дрожь.
Танзиля Габидуллина в РКИБ всего второй день. Ей 70 лет, и у нее сопутствующее заболевание — сахарный диабет. Говорит медленно, тяжело и с одышкой
Танзиля Габидуллина в РКИБ всего второй день. Ей 70 лет, и у нее сопутствующее заболевание — сахарный диабет. Говорит медленно, тяжело и с одышкой. Вызывала врача на дом, назначили курс лечения, но температура поднялась до 39, и пришлось ехать в инфекционку. КТ показало 40% поражения легких. В прошлом году умер муж от отека легких. В больнице Габидуллина оклемалась — упала температура. «Стращают, что не так хорошо в больницах, а я в обратном убедилась. Условия хорошие, персонал очень внимательный», — нахваливала наша собеседница. Признаемся, здесь все в основном только об этом и говорят.
О смерти COVID-пациентов врачи здесь говорят так: бывает, но нечасто. В самой инфекционке нет морга, а всех, кого потеряли, перевозят в морг 7-й горбольницы
Что делают с теми, кому не повезло?
О смерти COVID-пациентов врачи здесь говорят так: бывает, но нечасто. Впрочем, из нашего диалога с заместителем главврача в начале пути можно судить об обратном. В самой инфекционке нет морга, а всех, кого потеряли, перевозят в морг 7-й горбольницы, возможно, именно с этим и связаны многочисленные страшилки о морге на улице Чуйкова.
Врач тут же звонит родственникам — сообщает о случившемся горе. Из реанимации тела вывозят в черных пакетах на специальном автомобиле. В морге их вскрывают — пациенты с инфекционным заболеванием или с подозрением на него подлежат вскрытию. Последнее слово — за патологоанатомом.
Усова напоминает: чтобы не заразиться, нужно соблюдать элементарные правила гигиены — носить маски, держать руки в чистоте и не прикасаться к слизистым.
В конце нашей «ковидной» сессии мы проходим мимо окон реанимации — такие же небольшие боксы, люди так же лежат в позе солдатика, только с закрытыми глазами под аппаратом ИВЛ. Включен свет, и тишина. А снаружи кипит жизнь — очередь из людей и машин скорой помощи на компьютерную томографию и бегающий на морозе в пропотевших «тайвеках» персонал.
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 469