«Думаю, признания царских останков на ноябрьском соборе РПЦ не будет. Патриарх Кирилл — очень самолюбивый человек. А тут ему перед всеми пришлось бы объясняться, почему Господь его не любит», — говорит Владимир Соловьев, старший следователь-криминалист следственного комитета РФ в отставке. В интервью «БИЗНЕС Online» он рассказал, как с момента обнаружения останков почти четверть века возглавлял следствие по «царскому делу», из-за кого в 1996 году провалились похороны царской семьи, почему РПЦ отказывается признавать кости останками Романовых и при чем тут «еврейский вопрос».
Владимир Соловьев: «Каждый день с утра до ночи сидели в «Матросской тишине» — беседовали с Язовым, Варенниковым, Павловым… Времени ни на что другое не оставалось»
«Перестройка перестройкой, но времена были еще советскими. Кагэбэшники были способны уничтожить эти кости»
Текущий 2021 год выдался богатым на юбилеи. В особенности — на 30-летние: 30 лет выборам первого президента России, августовскому путчу, распаду СССР… На фоне этого сонма громких дат затерялась еще одна круглая годовщина. Тридцать лет назад, 11–13 июля 1991 года, в урочище Поросенков Лог под Екатеринбургом был извлечен из земли прах 9 из 11 расстрелянных большевиками узников дома Ипатьева — Николая II, его жены, трех их дочерей и четырех слуг (останки цесаревича Алексея и великой княжны Марии были обнаружены в июле 2007-го).
Такое забвение вдвойне несправедливо. История эта, во-первых, далеко не закончена: расследование дела о гибели царской семьи продолжается, прах Алексея и Марии не похоронен, а церковь по-прежнему отказывается признать «екатеринбургские останки» царскими. А во-вторых, как знать, вполне возможно, эта история окажет не меньшее влияние на судьбы Отечества, чем иные более популярные и раскрученные сюжеты. А может быть, и уже оказала.
Восполнить этот явный информационный пробел обозреватель «БИЗНЕС Online» решил, побеседовав с Владимиром Соловьевым, старшим следователем-криминалистом следственного комитета РФ в отставке. Легендарный криминалист почти четверть века возглавлял следствие по «царскому делу» — с момента обретения останков и по 2015 год.
— Владимир Николаевич, когда и при каких обстоятельствах произошло ваше первое знакомство с «царским делом»?
— Это было в сентябре 1991 года. Весь наш отдел криминалистики, как и большинство других подразделений российской прокуратуры — она в то время была очень маленькой организацией, людей не хватало, — был брошен на расследование дела ГКЧП.
Нам, криминалистам, достался «кусок», связанный с правительством и министерством обороны. Каждый день с утра до ночи сидели в «Матросской тишине» — беседовали с Язовым, Варенниковым, Павловым… Времени ни на что другое не оставалось.
И вот в один из таких напряженных дней, в начале сентября, в самый разгар расследования, я встречаю в коридоре Евгения Кузьмича Лисова — начальника следственной части прокуратуры, которого только что назначили заместителем генпрокурора. И он говорит: «Владимир Николаевич, зайди ко мне. Тут чего-то мне голову морочат. Ты историей любишь заниматься, вот и проконсультируй меня».
Сказал, что из Свердловска приехал Валентин Волков, старший помощник прокурора области по надзору за КГБ, и привез какие-то бумажки — о том, что, дескать, нашли царя. «Это, — говорит, — конечно, хрень собачья, но ты все-таки посмотри. Прокурор Свердловской области просит помочь им в архивных поисках, еще в чем-то. В общем, давай, надзирай над этим всем».
Мне уже было кое-что известно об этой истории. Незадолго до того я прочитал статью Гелия Рябова (советский и российский писатель, кинорежиссер, сценарист; один из первооткрывателей места сокрытия останков царской семьи — прим. ред.), которая была опубликована в 1990 году в журнале «Родина». Но статья Рябова, честно говоря, произвела на меня впечатление фейка, выдумки, литературщины.
Останки цесаревича Алексея и великой княжны Марии после их обнаружения. Екатеринбург, 2007 год
— Почему?
— Рябов писал, что когда они в 1979 году нашли место захоронения и достали несколько черепов, то опять зарыли их туда же. И что когда он вновь пришел на это место через некоторое время, то увидел, что там были проведены большие строительные работы, прошла автотрасса. Все, мол, теперь видоизменилось — найти могилу невозможно.
Потом я очень много общался с Гелием Трофимовичем. Не знаю, можно ли назвать это дружбой. Наверное, можно, хотя разница у нас в возрасте очень большая. И я, конечно, спросил его: «Слушайте, что за муть вы написали тогда?» Он сказал в ответ, что очень боялся рассекретить это место. И из-за черных копателей, но главное — из-за копателей «сверхчерных», комитета госбезопасности.
Опасения эти, надо сказать, были совсем не безосновательными. Перестройка перестройкой, но времена были еще советскими. Кэгэбэшники вполне способны были уничтожить эти кости. Вспомните, как они таскали по всей Восточной Германии ящики с останками Гитлера, Евы Браун и семьи Геббельса. В конце концов, сожгли их, а пепел выбросили в реку. То же самое могло произойти и с царскими останками.
Поэтому Рябов и написал, что этого места уже не найти. И между прочим после первой его статьи на эту тему — если не ошибаюсь, она появилась в 1989 году в «Московских новостях», — КГБ действительно заинтересовался Рябовым. За ним было установлено наблюдение, перлюстрировалась вся его почта — это все сохранилось в архивах.
— А у самого КГБ не было информации о месте захоронения?
— Как ни удивительно, нет. Да, убили и зарыли царскую семью чекисты, и вроде бы они должны были знать об этом все. Однако основные материалы о гибели Романовых попали не в чекистские, а в партийных архивы. Где, по сути, «утонули»: долгие годы никому не было до них никакого дела. К тому же, для того чтобы вычислить место захоронения, знания этих материалов было далеко не достаточно.
Поэтому-то КГБ и начал следить за Рябовым в 1989 году: решили выяснить, что это за кости и где они лежат. Но так ничего и не установили. Сейчас кое-кто утверждает, что Гелий Рябов с начала 1970-х был агентом КГБ и по заданию спецслужб создал ложное царское захоронение. Перлюстрация писем Рябова — лишнее подтверждение того, что с комитетом государственной безопасности он не сотрудничал.
Короче говоря, я был уже немножечко подготовлен к тому, чтобы заняться этой историей. И хотя относился тогда с огромным недоверием ко всему, что связано с останками, рассказ Волкова меня очень заинтересовал. «Царское дело» давало возможность поработать в архивах, познакомиться с уникальными, никогда не публиковавшимися документами.
Кроме того, тут был еще и чисто профессиональный интерес. Основное занятие криминалиста — работа по убийствам. Но нам крайне редко приходится изучать останки, которым более пяти лет. А тут — кости более чем 70-летней давности. Мне стало любопытно: можно ли идентифицировать их с такой же точностью, как и те, с которыми мне до сих пор приходилось иметь дело?
Представитель рода Романовых Дмитрий Романов с супругой на торжественной церемонии встречи в аэропорту Чкаловский праха великого князя Николая Николаевича Романова (младшего) и его супруги великой княгини Анастасии Николаевны
«Много вопросов к присутствовавшему на вскрытии археологу. Как мне потом рассказывали, она терпеть не могла царя»
— Одна из главных претензий церкви и всех тех, кто оспаривал на протяжении всех этих 30 лет принадлежность «екатеринбургских останков» Романовым, — то, что состоявшаяся в июле 1991 года эксгумация была проведена с грубейшими нарушениями соответствующих норм. По словам же бывшего свердловского губернатора Эдуарда Росселя, работа эта, цитирую его интервью со мной, была проведена «настолько тщательно, основательно, профессионально, насколько это вообще возможно». Кто прав?
— Россель, конечно, не прав. Объясню почему. Я много лет профессионально работал с археологами. Прежде всего с Отто Николаевичем Бадером, выдающимся ученым, занимавшимся верхним палеолитом. Участвовал вместе с ним в раскопках знаменитой стоянки Сунгирь под городом Владимиром… Словом, я хорошо знаю, как проводятся такие работы.
Осторожно снимается слой толщиной примерно в 2 сантиметра — все фиксируется. Потом — следующие 2 сантиметра… И так далее. В результате такого «сканирования» получается идеальная картина — ничего не упускается из виду. С царскими останками, к сожалению, все было совершенно по-другому.
Я не раз разговаривал об этом с Росселем. Самого его трудно в чем-то винить. Он обеспечил финансирование работ, выделил рабочих и технику, привлек к этому Институт истории и археологии уральского отделения Академии наук, судебных медиков, прокуратуру… И, конечно же, не говорил, что вскрывать нужно тяп-ляп. Напротив, сказал, что все следует сделать на высшем уровне.
Другой вопрос — как поняли его указания. Много вопросов к присутствовавшему на вскрытии археологу. За плечами у этой женщины был огромный опыт работы. Она могла в любой момент сказать: «Извините, но так делать нельзя! Не остановите работы — пожалуюсь Росселю!» Однако никакого археологического контроля, по сути, не было.
В чем причина такого поведения, сказать трудно. Чужая душа — потемки. Как мне потом рассказывали, эта женщина-археолог терпеть не могла царя. Что, кстати, вообще характерно для Екатеринбурга. Говорили даже, что она при случае в буквальном смысле плевала на кости. Но никаких подтверждений этой информации у меня, естественно, нет.
Словом, вскрыли захоронение действительно плохо, просто безобразно. Тут даже говорить не о чем. Когда кости отмыли и разложили, судебные медики сказали: «Ребята, здесь очень многого не хватает». Тогда было принято решение снять почву на месте захоронения и промыть ее тщательнейшим образом. И промыли действительно очень тщательно: практически все недостающие фрагменты были найдены. Нашли даже пули, которые убили Романовых и их слуг.
Конечно, некачественное вскрытие сильно осложнило дальнейшую работу. Это как если бы во время раскопок разбили античную вазу: одно дело — извлечь ее целой и совсем другое — склеивать потом по кусочку. Тем не менее за год все «склеили», все скелеты собрали. Ошибки, сделанные на первом этапе, были полностью исправлены.
— Вы можете припомнить момент, когда у вас появилась уверенность, что это те самые останки, когда исчезли последние сомнения?
— Сначала уверенность возникла на эмоциональном уровне. Когда я приехал в Екатеринбург и взял в руки череп императрицы, понял: это действительно она. Что же касается идентификации, то она, по моему глубокому убеждению, была завершена еще в июле 1992 года. Уже тогда результаты проведенных экспертиз позволяли однозначно утверждать, что это останки царской семьи. Все, что делалось после этого, было по большому счету повторением пройденного.
У нас, как правило, говорят и пишут о генетических исследованиях. На самом деле идентификация была разнообразнейшая. К примеру, мой хороший друг Сергей Алексеевич Никитин, судебно-медицинский эксперт высшей категории, восстановил облик людей, останки которых были обнаружены в Поросенковом логу, по методу Герасимова — по черепам. И реконструкция, сделанная Никитиным, также не оставляла сомнений в том, что это Романовы.
Сначала работа велась в статусе доследственной проверки. Генеральный прокурор — им тогда был Валентин Степанков — не хотел возбуждать полноценное уголовное дело. Но в конце концов — это уже был август 1993 года — мне удалось его уломать. При достаточно забавных обстоятельствах.
Я пришел тогда к Степанкову в крайне неподходящий момент: генеральный прокурор и его заместители не отрывались от телевизора — показывали какой-то очередной «компромат» на прокуратуру. Но именно это и помогло.
Захожу в кабинет, Степанков отмахивается: «Не до тебя!» Захожу через некоторое время вновь. «Чего надо?» — спрашивает. Отвечаю: «Дело возбудить по царю». Кричит: «Иди отсюда! Делай, что хочешь, только отстань от меня!» Ну я воспринял это как указание — пошел и возбудил дело. А когда через месяц Степанков спросил, кто мне это разрешил, я с чистой совестью ответил: «Вы же и разрешили. Разве не помните?»
В том же 1993 году была создана правительственная комиссия (по изучению вопросов, связанных с исследованием и перезахоронением останков императора Николая II и членов его семьи, — прим. ред.).
Все шло хорошо, просто замечательно. К лету 1995 года все возможные исследования, включая генетические, были проведены. И все результаты подтверждали принадлежность останков Романовым. Можно было только порадоваться. Порадовался даже наш президент, которому в следующем, 1996 году предстояло переизбираться. Рейтинг Ельцин стремительно падал, требовалось чем-то его «подстегнуть». И в Кремле решили включить захоронение царской семьи в ельцинские предвыборные мероприятия.
— Это точная информация?
— Абсолютно точная. Царскую семью предполагалось похоронить в 1996 году. В сентябре 1995-го прошло заседание правительственной комиссии, на котором все выступившие специалисты категорически заявили: это Романовы и их слуги. И комиссия приняла единогласное решение о захоронении останков.
Выступил на заседании и кинорежиссер Никита Михалков, предложивший поручить ему организацию траурной церемонии. Он предлагал провезти гробы с останками по Волге — от Нижнего Новгорода до Москвы. Чтобы они повторили путь царской семьи в 1913 году во время празднования трехсотлетия Дома Романовых. Все должно было выглядеть очень торжественно и основательно.
В общем, ничто не предвещало, что захоронение провалится.
«Генеральный прокурор — им тогда был Валентин Степанков — не хотел возбуждать полноценное уголовное дело. Но в конце концов — это уже был август 1993 года — мне удалось его уломать»
«В церкви были уверены, что это ритуальное убийство, совершенное евреями по древним ритуалам»
— И по какой причине захоронение провалилось?
— Как и во всех подобных случаях, из-за позиции церкви. Митрополит Ювеналий, член правительственной комиссии, сказал, что он не может не согласиться с мнением ученых, однако церковь — организация, где единолично никто ничего не решает.
Ну а священный синод заявил, что церковь категорически против захоронения. Что необходимо, мол, ответить на ряд дополнительных вопросов. Ельцину меньше всего тогда нужен был конфликт с РПЦ, и он вынужден был согласиться.
После этого мы начали, фигурально выражаясь, работать на церковь — готовили ответы на ее вопросы. Они были перечислены в знаменитом послании, известном как «10 вопросов патриарха». Больше всего церковь интересовало, было ли убийство царской семьи ритуальным.
Вообще, в церкви — могу говорить об этом определенно, поскольку много беседовал и с митрополитами, и патриархом Алексием II, — были уверены, что это ритуальное убийство, совершенное евреями по каким-то древним ритуалам. С отрезанием голов и тому подобным.
Кстати, наиболее радикально настроенная часть церковной общественности и сегодня настаивает на том, что царскую семью канонизировали неправильно. Что нужно, мол, было их прославить как «умученных от жидов». В общем, еврейский вопрос в церкви стоял — и продолжает стоять — очень остро.
Конечно, церкви очень хотелось получить заключение о ритуальном характере убийства…
— Но у вас было другое мнение.
— Да, прямо противоположное. Я достаточно хорошо изучил вопрос, подготовил большой специальный доклад на эту тему, который прочитал на правительственной комиссии. Никаких ритуалов, никакого отрезания голов там, конечно, не было и в помине. Это чисто политическое убийство. Об этом говорит и национальный состав участников событий: среди них были представители многих национальностей, а подавляющее большинство составляли русские.
Лучшими экспертами по данному вопросу для меня, как я всегда шучу, являются Гитлер и Розенберг (идеолог НСДАП — прим. ред.). Поясню: в 1943 году немцы забрали к себе дело Соколова (Николай Соколов — следователь Омского окружного суда, расследовавший по поручению адмирала Колчака дело об убийстве царской семи, с 1920 года в эмиграции — прим. ред.), хранившееся до этого в одном парижском банке. В 1945-м оно было обнаружено в рейхсканцелярии.
Руководители Третьего рейха рассчитывали устроить на основе дела Соколова громкий антисемитский процесс. Ритуальное убийство большевиками-евреями русской царской семьи — что лучше, что выгоднее может быть для нацистской пропаганды?! Но ничего не вышло. Когда Розенберг и его подчиненные внимательно изучили материалы дела, то поняли, что никакого ритуального убийства там и близко нет.
Кстати, про меня с [Борисом] Немцовым (бывший вице-премьер РФ, председатель правительственной комиссии по останкам царской семьи в 1997–1998 годах — прим. ред.) тоже говорили — и продолжают говорить, что у нас с ним был «жидомасонский заговор». Немцов, мол, был масоном, и он завербовал Соловьева.
Как-то мы общались с ним в близком кругу, и я говорю: «Борис Ефимович, что происходит? Всем известно, что вы масон, что градус у вас высокий — такой же, как у коньяка, который мы пьем. Что меня вот завербовали. А почему деньги мне не платите?» Немцов смеется…
На самом деле это скорее я его «завербовал». Хотя сам он об этом не подозревал. Умер, так и не узнав, как попал в эту комиссию.
Владимир Соловьев и патриарх Алексий II. Санкт-Петербург, Петропавловская крепость, 1994 год
— И как же все было?
— А было так. Руководители комиссии в тот период менялись довольно часто. Весной 1997 года куратором этого вопроса в правительстве назначили Олега Сысуева (заместитель председателя правительства РФ в 1997–1998 годах — прим. ред.).
Спустя какое-то время меня вызывает к себе помощник главы администрации президента Денис Молчанов (в настоящее время директор департамента культуры, спорта, туризма и национальной политики правительства РФ — прим. ред.). Прихожу. Молчанов спрашивает, почему замедлились темпы расследования. Отвечаю, что экспертные работы очень затратны, а поддержки со стороны правительства нет. «А кто руководит правительственной комиссией?» Говорю: «Сысуев».
Молчанов: «А вы как считаете, что нужно сделать, чтобы комиссия заработала?» Отвечаю: «Поставить другого руководителя. Лучше всего — Немцова». Молчанов: «Почему Немцова?» Я говорю, что Немцов и с английской королевой встречался, и Марию Владимировну Романову, главу императорского дома, у себя в Нижнем Новгороде встречал. И что интерес к данной теме у него проявлялся в его интервью. К тому же это грамотный, подкованный человек. Технарь.
Посоветовавшись со своим шефом, Валентином Юмашевым, Молчанов при мне звонит Сысуеву: «Вы не будете против, если комиссию возглавит Немцов?» Сысуев ответил, что будет только рад. И у него, мол, как у «социального» вице-премьера, и без того дел по горло, и он сам не знает, как избавиться от этой обузы.
Ну а Немцов, когда у него спросили, готов ли он к такой дополнительной нагрузке, как я и предполагал, сразу же согласился. Ему действительно было это интересно. Вот, собственно, и весь «заговор».
После того как Немцова назначили председателем комиссии, темпы нашей работы возросли многократно. Как говорится, все понеслось. Хотя дело тут не только в Немцове. Все-таки он был человеком очень и очень занятым. Вице-премьер, сами понимаете. Миллион занятий всяких. Но помощником у Немцова был Виктор Аксючиц, который очень давно интересовался этой темой, и мы с ним быстро нашли общий язык.
Аксючиц помогал в решении всех вопросов, связанных с экспертными исследованиями, привлечением специалистов, с МИД. Всех обзванивал. Мне приятно было с ним работать и общаться. Мы стали друзьями и, надеюсь, будем дружить до конца наших дней.
«После того как Немцова назначили председателем комиссии, темпы нашей работы возросли многократно. Как говорится, все понеслось»
«Нынешние церковные иерархи так же предали царские кости, как святейший синод предал царя в 1917 году»
— Так вы ответили в итоге на «10 вопросов патриарха»?
— Да, по полной, как говорится, программе. И патриарха, что самое интересное, наши ответы удовлетворили. Сужу об этом не с чужих слов. 15 января 1998 года я, Немцов, Аксючиц и еще один немцовский советник, Шубин, встретились с Алексием II в патриаршей резиденции в Чистом переулке. Беседовали часа три с лишним.
Больше всего, так получилось, пришлось говорить мне. Я передал патриарху официальный ответ Генеральной прокуратуры на его вопросы. Меня потом упрекали в том, что этот ответ был слишком кратким. Но ни светскому, ни церковному начальству длинно писать не принято — максимум две-три страницы. Кроме того, я привез патриарху кипу документов, подтверждающих наши выводы.
Алексий ознакомился со всеми этими материалами и сказал, что они его полностью убедили: вопрос идентификации можно считать решенным. После этого разговор пошел о предстоящем захоронении. Сошлись на том, что лучше всего это сделать 17 июля — в 80-летнюю годовщину расстрела. «Можете заверить президента, — сказал патриарх, — что никаких препятствий с моей стороны не будет». Более того, Алексий II пообещал лично возглавить похоронную процессию. Немцов доложил Ельцину и Черномырдину, что с патриархом найдено полное взаимопонимание. Можно не беспокоиться: все будет нормально. После этого Черномырдин назначил на 27 февраля заседание правительства, посвященное организации похорон.
И вот наступает 27 февраля. И в это утро священный синод выступает с воззванием, в котором говорится, что церковь не может признать останки и не будет участвовать в похоронах. И вообще настаивает на их отмене. Вместо этого предлагалось устроить некое «символическое» захоронение — без указания имен. Как я потом шутил — могилу неизвестного русского царя первой четверти XX века.
Правительство тем не менее собирается на заседание. Мне звонит Немцов: «А почему тебя нет?» Говорю: «А кто меня приглашал?» Немцов: «Я тебя приглашаю!» Ну надел форму, приехал в Белый дом. На заседании присутствовали два митрополита — Ювеналий и Кирилл, нынешний патриарх. Черномырдин не скрывал раздражения. Сказал, обращаясь к митрополитам: «Вам что, трудно было позвонить мне и сказать, что вы имеете такое мнение? Я, как дурак, созываю правительство, а вы требуете все отменить! Что это вообще такое?!» Ювеналий: «Ну вот так получилось, так получилось…»
Встреча в резиденции патриарха 15 января 1998 года. На фото (слева направо): Борис Немцов, Владимир Соловьев, Алексий II, Виктор Аксючиц и Александр Шубин
— И что было дальше?
— После того как выступил Немцов, Черномырдин обратился ко мне: «Ты всю эту бузу затеял, полковник. Иди сюда, скажи все, что ты хочешь сказать». И я действительно сказал все, что думал.
«Какой сегодня день? — говорю. — 27 февраля. А что было 27 февраля 1917 года? Святейший правительствующий синод изменил в этот день царю, отрекся от него как от монарха и главы церкви. И сегодня это повторили нынешние церковные иерархи: так же предали царские кости, как святейший синод предал царя в 1917 году. Вы достойные преемники».
Смотрю: у Ювеналия дрожат руки. А Кирилл глядит на меня так, что если бы у него в руках был пистолет, наверное, меня пристрелил бы…
Что было дальше — известно. 17 июля 1998 года Николай II, Александра Федоровна, три их дочери и четверо слуг были похоронены в Екатерининском приделе Петропавловского собора Санкт-Петербурга. Внешне все было красиво и торжественно, но с православной точки зрения это были похороны бомжей. С формулой, полагающейся в случае погребения неопознанных трупов: «Их же имена ты сам, Господи, веси».
Ну а патриарх в этот день «принимал парад» в Троице-Сергиевой лавре. Вместе с Марией Владимировной Романовой. Она, кстати, тоже первоначально намеревалась участвовать в похоронах. Правда, настаивала на том, что, поскольку Петропавловский собор императорская и великокняжеская усыпальница, слуг вместе с царской семьей хоронить нельзя. Слуг она предлагала похоронить в скверике рядом с собором.
Но решили поступить демократично. Возможно, учли и мое мнение. Я потихонечку сказал: «Ребята, мы же не проверяли генетически все кости до единой. Некоторые мелкие косточки вполне могли перепутаться. Какие-то фаланги, например. Так что оптимально сделать общую могилу».
— Что же заставило патриарха изменить его позицию?
— Повлияли, думаю, два момента. Момент номер один — реакция церковного общества. Некоторые наиболее крикливые и радикально настроенные его представители угрожали даже церковным расколом в случае признания останков. Патриарха постоянно «бомбили» письмами, отовсюду шли ходоки… Этот «православный майдан» немногочислен, но очень активен. Данную активность мне неоднократно доводилось почувствовать, что называется, на своей шкуре. Жалобы на меня «возмущенных православных граждан» шли в Генеральную прокуратуру широким потоком. Рекорд был — более 1,4 тысячи за один день.
А однажды церковная толпа узнала меня на улице: был какой-то митинг в центре Москвы, приуроченный, если не ошибаюсь, ко дню рождения Николая II (18 мая — прим. ред.), а я проходил мимо. Не забуду, как они скандировали: «Сдохни, прокурор-свинья, сдохни, вся твоя семья!» В общем, прессинг был необыкновенный.
А за день до похорон царской семьи перед центральным входом в Петропавловскую крепость кто-то вылил больше десятка литров ртути. С очевидной целью — сорвать захоронение. Всю ночь потом дезактивировали это место. Виновных так, по-моему, и не нашли. Но, судя по почерку, это были люди из той же самой среды — православные экстремисты, называющие себя патриотами.
Ну а второй момент — отношения между РПЦ и Русской православной церковью за рубежом. На тот момент они еще не объединились. Зарубежная церковь была категорически против признания останков, заявляла, что это фальшивка. Между тем уже велись переговоры об объединении, и проблема останков вполне могла стать здесь, так сказать, камнем преткновения.
Если бы Русская православная церковь официально признала останки принадлежащими членам царской семьи и похоронила их как мирян, это могло бы вызвать возмущение в Русской зарубежной церкви, которая еще в 1981 году причислила Романовых к лику святых.
Вот эти два фактора, считаю, и определили позицию Алексия. Он решил взять паузу. Хотя для него это решение, конечно, тоже было нелегким. Представьте себе: президент пришел на похороны, а патриарх их проигнорировал! Притом что это похороны миропомазанного царя, являвшегося, согласно законам Российской империи, главой церкви.
Правда, Ельцин тоже поиграл тогда у нас на нервах. Примет он участие в церемонии или нет, было неизвестно до последнего момента. Я сам, например, узнал об этом за день до похорон, когда мы везли на самолете из Екатеринбурга в Питер гробы с останками.
Летчики пригласили Георгия Вилинбахова, советника президента по геральдике, организатора царских похорон, к себе в кабину: срочная радиограмма! Вернувшись, он сообщил, что президент будет в Петропавловском соборе. У Вилинбахова была с собой фляжка с коньяком, и мы «долбанули» тогда немножко по этому поводу.
Владимир Соловьев во время работы в государственном архиве РФ. В руках у следователя — материалы «белогвардейского» следствия по «царскому делу», которое по поручению адмирала Колчака вел Николай Соколов
«Вы не представляете, какой был аврал! И к 10 октября все было готово, можно было не срывать захоронение»
— У этой истории несколько ключевых переломных моментов. Последний относится к осени 2015 года, когда решался вопрос о захоронении праха цесаревича Алексея и великой княжны Марии. Некоторые знающие люди уверяли меня тогда: поскольку президент принял решение захоронить останки, Кирилл поддержит его «как миленький». Уточню: президент действительно принял тогда такое решение?
— Совершенно верно: президент принял такое решение. Даже дату назвал сам: 18 октября 2015 года — день тезоименитства Алексея. Уже приглашения по всему белу свету были разосланы. Иван Сергеевич Арцишевский, представитель объединения членов рода Романовых в России, помню, жаловался мне тогда: «Что же это такое? Они уже билеты купили, а теперь пришлось сдавать».
Фактически захоронение сорвал я. Я предвидел повторение ситуации 1998 года и считал, что избежать конфликта с церковью можно, лишь если возобновить дело и подключить к расследованию церковь. Переговорил на эту тему с отцом Всеволодом Чаплиным (на тот момент — председатель синодального отдела по взаимодействию церкви и общества Московского патриархата — прим. ред.). Он согласился с моими доводами и пообещал довести их до патриарха.
Я написал докладную на имя [Александра] Бастрыкина (председатель следственного комитета РФ — прим. ред.). Бастрыкин переговорил с патриархом… Наконец Кирилл позвонил президенту, и тот, называя вещи своими именами, отдал этот вопрос патриарху на откуп. Говоря официальным языком — предложил следственному комитету учитывать мнение патриархии при проведении следствия. Но я тогда и представить себе не мог, что все это затянется на долгие годы.
— А на какую отсрочку вы рассчитывали?
— Отсрочка предполагалась самая минимальная. Собственно, вначале вообще никакой отсрочки не предвиделось. Мы дали обязательство, что до 18 октября все согласованные с церковью дополнительные экспертизы будут завершены. Вы не представляете, какой был аврал! Но к 10 октября все было готово, можно было не срывать захоронение. Но потом меня отстранили от дела, и дальше все пошло уже мимо меня.
— Одна из претензий, которые церковь предъявляла к проведенному вами следствию, — номер дела, в котором подряд идут три шестерки: 18/123666-93. Как так, действительно, получилось?
— Совершенно случайно. Номер я не выбирал, его присвоили в канцелярии. Когда я позвонил туда и мне ответили: «Номер дела вот такой и такой», — я сразу понял, чем это чревато. Еще усмехнулся, помню, подумал: «Ну вот, черти пытаются влезть в это дело. Ну повоюем с чертями!»
— Номер изменили уже после вас?
— После меня. Много мне доставалось за этот номер, но менять его я не стал. Из принципа. В ответ на претензии такого рода я говорил: «Вы еще 666-ю страницу страницу из Библии вырвите!» В церкви ведь много раз поднимался вопрос о числе 666, и были даны разъяснения: православные не должны обращать на это никакого внимания. Ерунда все, чушь, суеверие. А с суевериями церковь должна бороться.
Солдаты роты почетного караула несут прах великого князя Николая Николаевича Романова (младшего), командовавшего русской армией в 1914 году, и его супруги великой княгини Анастасии Николаевны
«С останками Романовых и вокруг них и впрямь постоянно происходят какие-то неприятности»
— Но какая-то мистика над этим делом и впрямь витает: как будто оно проклятое, заколдованное. Не возникало у вас такого ощущения?
— Мистики тут сколько угодно. Сейчас готовится книга о чудесах, связанных с царскими останками, и меня просят рассказать о них. А я говорю: «Лучше не пишите про это». Чудес-то много, но они все больше страшные.
Такой вот, например, был случай: у самолета, перевозившего останки Николая и Александра Федоровны из Екатеринбурга в Москву, на экспертизу, загорелся двигатель. Катастрофы, слава богу, не произошло: самолет просто вернулся в аэропорт.
Другой случай. В наше управление привезли новые компьютеры, от которых осталось много пустых коробок. Их оставили в коридоре, где стоял мой сейф, в котором хранились царские кости. И кто-то бросил туда сигарету. Пожар, настоящий пожар! А костям хоть бы что. А до этого был пожар в другом здании Генеральной прокуратуры, в котором также какое-то время находились останки.
Еще один эпизод. В июле 1998 года в екатеринбургской лаборатории судмедэкспертизы делали выпилы из костей для генетических исследований. Сначала все шло нормально. Но, когда начали пилить кости царя, поднялась жуткая буря. Молнии попали в артиллерийские склады, и те взорвались — я потом ездил туда, на место взрыва, как криминалист. У меня даже видеозапись сохранилась: начинают пилить останки Николая II — и поднимается буря.
Если порыться в памяти, можно вспомнить и много других подобных случаев. Я не верю, конечно, ни в какую мистику, но с останками Романовых и вокруг них, надо признать, и впрямь постоянно происходят какие-то неприятности. Это и при жизни были несчастливые люди, и такой шлейф тянется за ними даже после их смерти.
— Есть в этой истории и определенные календарные мистические совпадения. Смотрите: эксгумируются в июле 1991 года останки первой группы — царя, царицы, дочерей и слуг…
— И каюк Союзу!
— Да, вскоре произошел августовский путч, а за ним — распад СССР. А в 1998 году, после похорон, разразился августовский кризис.
— Некоторые писали тогда, что это Соловьев во всем виноват: подсунул, мол, России фальшивые царские кости, и страна, бедная, «обнулилась» — грянул дефолт.
— Грешным делом возникла даже мысль: не из этих ли суеверных соображений все откладывают и откладывают захоронение останков Алексея и Марии? Чтобы опять что-нибудь не «рвануло».
— Мне тоже приходило это в голову. Все может быть. Возможно, «майдана» какого-нибудь ждут… Но будем надеяться — постучу 3 раза по дереву, — все будет нормально.
Российский император Николай II (в центре), императрица Александра Федоровна (слева)
«Сказочные богатства Романовых — миф, легенда. На их зарубежных счетах находились сравнительно небольшие суммы»
— Приходилось ли вам в ходе следствия сталкиваться с самозванцами, выдававшими себя за самих «счастливо спасшихся» членов царской семьи либо их «потомков»?
— Приходилось, и довольно часто. Одним из них был Романов-Дальский, как он себя называл. Очень любопытный персонаж. Ходил в адмиральской форме и выдавал себя за сына спасшегося цесаревича Алексея. Даже «короновался». Но то, что «короновался», — это бог с ним. Самое интересное, что он как к себе домой ходил в Госдуму: его «канцлером» был Венгеровский — заместитель председателя Думы от ЛДПР.
Как-то Жириновский мне говорит: «Слушай, признай ты его». Я удивился: чего ради буду его признавать? «Ты понимаешь, — объясняет Жириновский, — мы сами знаем, что он ненастоящий. Но за рубежом находятся огромные царские деньги. Он получит их и тут же переведет в Россию. И мы выкарабкаемся, наконец, из этого кризиса».
Эти царские деньги многим тогда не давали покоя. А некоторым и до сих пор не дают. Но сказочные богатства Романовых — миф, легенда. Это установило еще Временное правительство, которое первым делом провело ревизию всех личных денег царской семьи. На их зарубежных счетах находились сравнительно небольшие суммы, а после начала Мировой войны и эти деньги практически все были потрачены: пущены на благотворительность и военные нужды.
Еще один «потомок» цесаревича — то ли «сын», то ли «внук» — встретился мне в Томске. И «насел» на меня. Я сказал, что нужна экспертиза, а это дело сложное и долгое. И думал, что отделался от него. Но не тут-то было. Спустя какое-то время, когда я уже вернулся в Москву, иду на работу и вижу, что он сидит у входа в прокуратуру вместе со всем своим семейством.
Говорит: «Я уволился с работы, продал квартиру, и мы приехали к вам. Давайте нам квартиру: мы будем здесь жить, пока не закончатся экспертизы». Я сам в то время жил в коммуналке. «Откуда, — говорю, — у меня квартира?» Но мне стало неловко, что я ему что-то пообещал. В общем, отдал ему половину своей зарплаты и больше его не видел.
Довелось встретиться и с самим «счастливо спасшимся Алексеем», приехавшим ко мне из Крыма. Я направил его на экспертизу, но там даже генетику делать не стали: никакого портретного сходства.
А однажды ко мне на работу явилась одна дама. С большой сумкой. Впустил ее. Спрашиваю: «Кто вы такая?» Отвечает, что ее дедушка — Николай II. И одновременно — Ленин. Когда, дескать, убили царя, его дух вселился в Ленина, а после смерти последнего переселился в ее деда.
«Вот, — говорит, показывая на сумку, — черепа дедушки и папы. Выкопала из могилок. Вы сразу тогда и на Ленина исследуйте, и на Николая Второго». Я рявкнул: «Забирай свои черепа и пошла вон!» Потом, я слышал, она с этими черепами ходила крестным ходом вокруг Москвы. Такие люди появлялись у меня регулярно. Некоторых из них я искренне жалел: они сами верили в то, что говорили.
Приходит, скажем, ко мне как-то человек и начинает доказывать, что он настоящий потомок Николая II. Его вроде бы внебрачный сын. Достает фотографию: «Посмотрите: на этой фотографии зашифровано место в Санкт-Петербурге, где находятся драгоценности царской семьи». «Ну и где же, — спрашиваю, — они находятся?» — «А вот под правым сфинксом. Там есть углубление: сфинкса приподняли и туда положили».
Похороны царской семьи. Санкт-Петербург, Петропавловский собор, 17 июля 1998 года
На следующий день я встречался с Анатолием Собчаком и рассказал ему про это. Говорю: «Вы плачетесь, что в Питере денег нет. А у вас все сокровища царской семьи находятся под сфинксом». Ну посмеялись.
Через два дня является ко мне опять этот мужичок. «Слушайте, — говорю ему, — я рассказал вашу историю Собчаку. Может быть, поднимем этого сфинкса? Сами-то вы не сможете его поднять». «Как! — закричал он. — Вы рассказали Собчаку?!» И убежал от меня.
Приходит еще через неделю — сильно расстроенный. И вида стал какого-то бомжеватого. «Что случилось?» — спрашиваю. Заявляет мне: «Вы предатель! Я там был: сфинкс сдвинут. Все драгоценности из-под него достали, они утрачены для нас навсегда…»
Дай бог здоровья Герману Юрьевичу Лукьянову (адвокат главы Российского императорского дома — прим. ред.), который добился решения Верховного суда о реабилитации царской семьи. Это обеспечило мне хорошую защиту от самозванцев.
Всем этим «претендентам» я стал отвечать: «Уважаемые господа, обращайтесь в Верховный суд: согласно его постановлению, вся царская семья расстреляна. А я ничего не могу для вас сделать. Не имею права».
«Кирилл стоял за то, чтобы не признавать останки. Был, по сути, главным идеологом этой позиции»
— Вам известно о том, что сегодня происходит с «царским делом»?
— Все работы по идентификации останков, как я уже сказал, давным-давно завершены. Насколько мне известно, еще идет историческая экспертиза. Но ее можно проводить бесконечно долго.
Марина Молодцова, возглавляющая сегодня следственную бригаду, — хороший, квалифицированный специалист. Никаких у меня вопросов к ней нет. Но она человек системы. Никакой бузы, как при мне, тут даже в мыслях нет. Ей приказывают — она берет под козырек. Путин дал карт-бланш патриарху, и, пока президент не сделает соответствующей отмашки, следствие будет продолжаться.
— В конце июня священный синод РПЦ постановил вынести результаты экспертиз по идентификации «екатеринбургских останков» на рассмотрение Архиерейского собора, который должен пройти в ноябре. Но, откровенно говоря, после всего, что произошло за эти 30 лет, не верится, что вопрос признания останков решится в этом году.
— Мне тоже не верится. Думаю, признания останков на ноябрьском соборе не будет. Патриарх Кирилл — очень самолюбивый человек. А тут ему перед всеми пришлось бы объясняться, почему Господь его не любит, почему не вразумил его за эти 30 лет. Ведь все это время Кирилл стоял за то, чтобы не признавать останки. Был, по сути, главным идеологом этой позиции. Всеволод Чаплин незадолго до смерти рассказал мне об одной своей беседе с патриархом. Кирилл, по словам Чаплина, сказал ему тогда, что сделал бы все, чтобы вопрос останков не был решен при его, патриарха, жизни.
Предвижу, что на соборе скажут, что церковь не вполне удовлетворена результатами исследований, что там опять чего-то не хватает. И запустят эту историю на новый круг… Как-то я высказал свое возмущение митрополиту Ювеналию. «Сколько, — говорю, — можно тянуть?!» И он мне ответил елейным голосом: «Владимир Николаевич, вспомните вашего тезку — святого князя Владимира Красное Солнышко. Церковь 300 лет рассматривала вопрос его канонизации. Нам некуда спешить». Так что подождем еще 270 лет.
— Гелий Трофимович Рябов в интервью, данном мне за несколько дней до своей смерти, горько сказал: «Когда я решил обнародовать наше открытие, то наивно полагал, что это будет способствовать примирению, подведет черту под нашим прошлым, под гражданской войной. Но я не учел, что эта война перманентна и бесконечна. В определенный момент я пришел к мысли о том, что если бы знал, чем все это обернется, то, наверное, не стал бы раскрывать место захоронения царской семьи». А у вас возникали подобные мысли, не было сожаления, что ввязались в это, как теперь очевидно, безнадежное дело?
— Конечно, с точки зрения карьеры я ушел в отставку, так сказать, не на высокой ноте. Ушел, грубо говоря, изгаженным с головы до ног. В первую очередь, конечно, постаралась церковь и церковная общественность, спустившие на меня всех собак. В чем только ни обвиняли! Но, если бы была возможность вернуться в прошлое, на 30 лет назад, я сделал бы то же самое.
Скажу парадоксальную вещь: может быть, и хорошо, что это дело тянется так долго. Если бы оно завершилось в «нормальные» сроки и останки сразу же были похоронены, тема царской семьи быстро угасла бы, сошла на нет. Именно благодаря всем этим скандалам она получила такое звучание, привлекла к себе столько ученых.
— То есть нет, так сказать, худа без добра?
— С этой точки зрения — безусловно.
Соловьев Владимир Николаевич — старший следователь-криминалист следственного комитета России в отставке.
Родился в городе Ессентуки Ставропольского края в 1950 году. В 1976-м окончил юридический факультет МГУ им. Ломоносова.
Работал в органах прокуратуры, затем — в следственном комитете России. Участвовал в расследовании многих резонансных дел, в том числе — дела ГКЧП, дела о событиях 3–4 октября 1993 года в Москве, дел об убийствах священника Александра Меня, журналиста Дмитрия Холодова, генерала Льва Рохлина, о террористических актах в Москве и на Северном Кавказе. Возглавлял следствие по делу о гибели Николая II и его семьи с момента его возбуждения до ноября 2015 года. С марта 2020-го — в отставке.
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 311