«Это окончательный разрыв с наследием социального государства»

Руслан Айсин

2018-11-24 08:00

«ЧЕМ ДАЛЬШЕ В ЛЕС — ТЕМ ЗЛЕЙ ДРОЗДЫ»

«Чем дальше в лес — тем злей дрозды», — так звучит полушутливая отечественная поговорка. Может, иностранцу и надо объяснять смысл этой достаточно незатейливой фразы, но уж наш человек понимает, о чем речь, априори. В нем зашита внутренняя рефлексия, чувственный аналог умозрения. Вот поэтому тютчевское «умом Россию не понять…» — это отечественный катехизис, одновременно вопрос и ответ, пауза и ускорение, боль и услада, литература и философия.

Тютчев был из тех, кто, как считается, «понял Россию сердцем». Ну а как еще ее понимать, когда логика бессильна? У нас есть спорное представление о том, что Россия — страна, в которой бюрократ держи-морда обязательно противостоит поэту, воплощающему в себе грубую коллективную душу народа, и поэт, само собой, ее утончает, шлифует, облагораживает, окультуривает. Конечно, не без этого. Но все же. Мало, кто знает, но в 1840–1850-х годах министерство внутренних дел Российской империи приняло на службу ведущих писателей, философов своего времени. МВД в то время занималось не тем, чем занимается сейчас полиция. Оно действительно ведало всеми внутренними делами огромной страны. Интеллектуалами-чиновниками были Николай Надеждин, Константин Кавелин, Петр Редкин, Иван Тургенев, Иван Аксаков, Владимир Одоевский, Михаил Салтыков-Щедрин, Николай Лесков. Весь цвет русской мысли того периода. Тютчев в МВД не числился, он работал в министерстве иностранных дел, его ценил сам император Николай I. И прославленный поэт был даже председателем комитета иностранной цензуры.

Вот такой странный и парадоксальный симбиоз существовал в те годы. Но и сейчас такое сплошь и рядом. Хотя, конечно, фигуры помельче, масштаб уже, чиновники пошли пожиже, без творческой жилы.

«ГИБРИДИЗАЦИЯ РЕЖИМА ПРИНИМАЕТ НОВЫЕ ФОРМЫ ПРИЧУДЛИВОЙ НЕВЫРАЗИМОСТИ»

За последний месяц сразу несколько региональных и федеральных представителей власти выступили с такими заявлениями, что непременно должны попасть за это в книгу золотых афоризмов современного бюрократа. Вот один случай: саратовский министр труда Наталья Соколова заявила, что жить на 3,5 тыс. рублей в месяц — это нормально, так как «макарошки стоят везде одинаково». Если раньше власть ограничивалась вешанием «макарошек» на уши, то сейчас предлагает ими же и питаться. Находчиво. Ее коллега по номенклатурному цеху, директор департамента молодежной политики Свердловской области Ольга Глацких, хваставшая тем, что проучилась всего 7 классов, заявила, что «вам государство вообще, в принципе, ничего не должно»: «Вам должны ваши родители. Потому что они вас родили, государство их не просило». Депутат Омского горсовета, единоросс Алексей Провозин поддержал их «почин» и обескуражил публику тем, что «не намерен платить за многодетные семьи, которые бесплатно получают от государства землю». А врио губернатора Липецкой области Игорь Артамонов отчеканил, что люди, жалующиеся на высокие цены, виноваты сами в своих низких зарплатах.

И такие примеры продолжают множиться. Чиновничество идентифицирует себя напрямую с государством, оно коллективное государство, где население находится в статусе крепостных и бесправных. Начальник всегда прав, нижестоящий всегда дурак. У нас это непреложный закон, неоспариваемый, издевательский. Рядовым трудягам урезают социальные гарантии, а себе чиновники поднимают зарплаты, выбивают высокие пенсии и пособия. Ханжество?

Люди ставят резонный вопрос: а почему обличенные властными регалиями мужи не стесняются в выражениях и фактически подтверждают, что общественный договор между населением и государством, понимаемым как элитная каста управленцев, людей печати, по сути, прекратил существование? Мысль, что государство ничего не должно людям, — это не глупость, а сознательная позиция правящей элиты, которая готовит население к окончательному переходу к модели корпоративного государства. Это окончательный разрыв с наследием социального государства, прописанного, между прочим, в российской Конституции. Ее, судя по всему, будут кромсать и менять. Теперь неолиберальные реформы в экономике ускорятся, а во внутренней политике усилится и без того наточенное авторитарное острие. Гибридизация режима принимает новые формы причудливой невыразимости. Но ведь «умом Россию не понять».

«РОССИЯ — СТРАНА МАНИХЕЙСКАЯ ПО ВНУТРЕННЕЙ ОРГАНИКЕ»

Но у всего этого есть еще одна закономерность. Столь стремительная неврастения в правящем классе связана с общей атмосферой кризиса и надлома. Кризис в действительности — это не про экономику и уровень жизни, а про интеллектуальное и духовное состояние общества. Власть во времена оные, имперские, пыталась всех философов и писателей абсорбировать, придать самой себе налет просвещенного блеска, хотя находилась в глубочайшем кризисе, закончившимся позорным поражением в Крымской войне и отмене крепостного права. Но ментальное крепостничество большим гвоздем забито в древо коллективной психологии россиян.

Но если у Александра II хватило воли произвести реформы, прогнуть косную и неповоротливую бюрократию, то у нынешнего Кремля таких волевых ресурсов нет. Замкнутая на себя система начинает стремительно кусать собственный хвост, приближая катастрофический конец. Все знают, но ничего поделать не могут. Скажем отчетливее: не хотят.

Если раньше такие выходки чиновников считались нонсенсом, скандалом, сенсацией, то сейчас, в пиковые моменты удушающей атмосферы безнадежности, это воспринимается как нормальное, должное, естественное. Плохие симптомы для страны. Демагогия не в состоянии заретушировать кризисные явления, чиновники неприкрыто выражают свою неприязнь к людям, юноши берутся за оружие и беспорядочно убивают своих сверстников, в тюрьмах как в порядке вещей пытают людей, нарастающая клерикализация жизни, напротив, дает обратный эффект нравственной деградации. Не это ли показатель тотального кризиса? А как преодолевается любой кризис? Правильно, через нарыв, всплеск агрессии и конфликтности, через войны и революции.

Россия — страна манихейская по внутренней органике. Она заключает в себя два противоположных полюса, которые сталкиваются между собой: восток и запад, красные и белые, имперцы и федералисты, анархисты и радикальные государственники, модернисты и консерваторы. Между ними трудно проложить примирительный мост. Эта историческая драма предопределена, видимо, самой судьбой. Знает ли Россия «покой, который нам только снится»? На это попытался ответить тот же Тютчев: «Русская история до Петра Великого — одна панихида, а после Петра Великого — одно уголовное дело». Нет покоя ни мертвым, ни живым, ни обвиняемым, ни обвиненным… И что делать?